Отредактировано:12.07.08 17:51
Читаю.
Разморилась под солнышком на скамейке во дворе. Шортики, декольте. Расшнуровала завязки на блузке. Отсидела ногу. «Пятка в промежности» как сказала одна, совершенно замечательная тетя-врач, Одна нога подо мной, обычно левая, на пальчиках второй качаю соскользнувший туфель. Если я увлечена чем-то, то непроизвольно так сажусь.
Поменяла позу. Потерла затекшую ногу. Пока ждала, как затихают иголочки в освобожденной ноге, понаблюдала за вполне уже успешными попытками Юлишны освоить самостоятельный спуск с горки, посмотрела на солнышко, сощурилась, за правое ухо заправила волосы, вернулась к книге:
«…слушая, как боцман перекрикивает грохот волн:
-Матросы знают, что лучше всего в такую погоду? Нет, эти говнюки-матросы не знают! А в такую погоду лучше всего черешневый компот, потому как его одинаково вкусно жрать, и блевать. Запомните на всю жизнь. И потом блевать – это вам не ебаться. Тут надо уметь. Кто же, мать вашу, блюет с наветренного борта?...»
Хм. Черешневый компот…
Лежу на кушетке, по моему уже довольно большому животу скользко елозят сканером. Очень хочется слив. В последнее время это единственное, что я вообще могу есть. На черно-сером экране хаотичные белые блики и точки приобретают разные формы: то носик, то ручка, то ребрышки, если включить фантазию, этот мультик складывается в образ моей девочки.
- Пол невозможно определить. В промежности просто пятка, - раздосадовано говорит тетенька, увлеченно выводящая по моей коже петли Мебиуса, изредка делая пометке в листе осмотра.
- Значит, девочка,- говорю я и улыбаюсь, а про себя: «и сидит уже как я».
Он, прижавшись пятой точкой к подоконнику, усилено делает заинтересованный в происходящем вид, в правой его руке телефон, периодически украдкой скашивает глаза на зеленоватый беззвучно вспыхивающий экранчик. Почему то именно в эти моменты я поворачиваюсь, чтоб поделиться переполняющим меня умилением. Мы только что, точнее Я только что перестала скандалить, нам же надо было, точнее Мне надо было на УЗИ. Я чуть не плачу. Ну, хотя бы не сейчас. Он в телефоне уже давно, с год. Я знаю там, на экране СМСки от НЕЕ.
Одна из них прилетела ко мне в руки рано утром, через несколько минут после его возвращения. Я проснулась от внезапно-удушающего пивного перегара. Едва добежала до туалета, потом, запивая вкус блевотины холодным молоком, вернулась из кухни, поставила пакет рядом с постелью на пол, встала на диван коленями, мне так удобнее ложиться, на бок с колен. «Пик-Пик» телефон на подушке между нами. На экране «1 новое сообщение». СЕМЬ УТРА! Меня противно обнесло подозрение. Дрожащими руками беру в руки проклятый параллелепипед, земля из-под ног, точнее диван. Матка сжалась до боли. Я никогда не лазила в его телефон. Терпеть не могу, куда-то там лазать. Меня трясет. Легкое прикосновение большим пальцем. И: от «Ивлева». «У тебя все в порядке?». Конечно же, у него все в порядке. Он меньше часа назад пришел домой. Меня рвет от его запаха. А ТУТ, ТВОЕ СМС ДЕВОЧКА. Да у него все просто заЯбись. Уже которое утро подряд я просыпаюсь от падающего рядом со мной тела и запаха перегара. Он уходит с другом «по кружечке», предварительно нетерпеливо выгуляв меня вокруг дома, по-быстрому, как собачку и возвращается не раньше четырех, пяти утра. Со дня свадьбы его одногруппника, на которой ВЫ с ним были свидетелями, и на которую, он сделал все, чтоб я не ходила. СМС от Ивлевой, той самой, интонация при его рассказе, о случайной встрече с которой, меня кольнула прошлым летом.
Так «планка падала» у меня всего 2 раза в жизни.
Первый: когда я плеснула, горячим борщом в ненавистную рожу Кости Фокина в школьной столовой. Плеснула и стояла, смотрела ему в мокрое растерянное лицо до тех пор, пока он не отвел глаза. После этого случая никто больше не травил меня, не привязывал мне юбку сзади, не выкрадывал тетрадки с домашней работой, не соревновался в меткости, запуливая мне в тарелку с супом крошки от куска хлеба, которым только что поиграли в футбол, не выливал мимоходом компот во второе. Костя, правда, попытался потом помахать после драки кулаками, но без поддержки пацанов, внезапно потерявших к его выходкам интерес, вышло у него это несколько слабенько. Некоторое время меня словно не замечали в классе, а потом вдруг стали со мной дружить. Даже если я яростно вставала на защиту нового объекта для травли, со мной продолжали разговаривать.
Второй: когда мама выдирала у меня из рук веник, которым я лупила, забившегося между диваном и стеной, перепуганного, вдвое большего меня по размерам мужика, моего братца, недавно вернувшегося из мест не столь отдаленных. Я просто увидела в проеме входной двери маму, уменьшившуюся за этот месяц с 50го до 42 размера.
Каждый раз после такого падения моей планки я самоедствовала, как можно так не держать себя в руках.
И сейчас, лежа на кушетке под шум «сердцебиения плода» мне мучительно стыдно от того, что утром я нажала «Вызвать». Ее удивленно-счастливый голос, (СЕМЬ УТРА! СУББОТА! Кому можно радоваться в это время?) меняющийся на деловой тон, как только я заговорила. Не помню, что я успела сказать. Он тут же подпрыгнул, вывернул у меня телефон из рук. Я рыдала и кусала его за руку. Блин ну нельзя что ли сделать так, чтоб я, хотя бы не знала. Или уж рассказал бы все. Я заходилась в истерике и орала. МЫ ЖЕ ДОГОВАРИВАЛИСЬ. ТЫ ЖЕ ОБЕЩАЛ, ЧТО НИКОГДА НЕ ПРЕВРАТИШЬ МЕНЯ В НАТАШКУ МАСЛАКОВУ. Накопилось. За все бессонные ожидания. За то, что стала ощущать холод не только с ним, но и с нашими друзьями. Они стали сторониться меня. У них от меня тайна. Мало кому приятно хранить чужие тайны. Это очевидно.
(продолжение в комментах)